— Нет.
— Вранье, — коротко и уверенно бросил Курт и настойчиво произнес, когда Гайер нахмурился, глядя на него настороженно: — Я не стану объяснять, чем именно вы выдали себя сейчас. Просто повторяю вопрос и на этот раз жду честного ответа. Итак, кто из Официума знал о вашей сделке с наемниками?
Гайер уронил взгляд в пол, смолкнув и нервно ерзнув на скамье; от той маски самоуверенного дельца, что он носил, кажется, сутки напролет, почти ничего не осталось, и сейчас видно было, как напуган владелец одной половины города и заимодавец другой…
— Кристиан Хальс, — нехотя выговорил он, по-прежнему не глядя Курту в глаза. — В день своей смерти, как я понимаю, за какой-то час до нее, он пришел поговорить о Юниусе.
— Хальс знал о том, что эти парни были наняты вами? Знал, для чего?
— Да. Почти с самого начала.
Курт умолк на мгновение, чувствуя на себе взгляд ведьмы — пристальный и сожалеющий; вспомнился Кристиан Хальс, сидящий за столом напротив в темной комнате трактира… «В Официуме и впрямь что-то нечисто?»… Несколько минут, когда казалось, что это просто разговор двух сослуживцев, обсуждающих расследование, беседа двух людей, занятых одним делом. Хальс, бегущий под дождем и грозой по уличной грязи… «Появилась одна мыслишка, проверю и расскажу»… То нетерпение в глазах было слишком знакомым, слишком узнаваемым, нетерпение пса, напавшего на след; глаза человека, нащупавшего дверцу в тайну, глаза следователя, знающего, что до разгадки осталось два шага…
Что же — снова знаменитый Молот Ведьм ошибся? Принял за действительное всего лишь желаемое? Вновь обманулся, как когда-то, в далекой юности, когда был о людской природе лучшего мнения? Потерял нюх, потерял хватку, жизнь вышибла зубы? Размяк?..
— Это он склепал обвинение против судьи и добился его казни? — спросил Курт, отстраненно отметив, что голос звучит по-прежнему ровно, почти равнодушно; Гайер качнул головой:
— Нет, — и, помедлив, уточнил: — Не думаю. Не знаю. Может быть. Мне он ни на что подобное не намекал, но… поймите правильно, майстер инквизитор, он был человеком жестким, и если б решил, что Юниус стал опасен… Это лишь мои предположения, у меня нет доказательств. Но я бы не удивился.
— Когда и как он узнал о происходящем?
— Ему проболтался Юниус. Майстер Хальс заподозрил неладное, когда началась резня, а когда под нож попали горожане — взялся помочь рату в расследовании. Каким образом он вышел именно на Юниуса — я не знаю, он не говорил, но когда вышел — прижал Иоганна к стенке, и тот раскололся.
— Хальс требовал чего-то от вас? Что-то получал? Деньги? Услуги? Почему он не сдал вас магистратским?
— Нет, он не просил, а я не давал ему ни гроша, и он не пользовался моими связями или положением; майстер Хальс сказал, что убитых уже не вернуть, а затеянное мною дело своего стоило. Не знаю, насколько это правда, и в самом ли деле именно в этом заключалась причина его молчания.
— О чем он пришел говорить вчера?
— Хотел знать, как Юниус связался с теми наемниками; я не смог ему ответить — попросту мне нечего сказать. Я этого не знаю. Он и прежде спрашивал, и я говорил ему то же самое; отчего-то на сей раз он решил, что мне известно больше.
— И это всё? Что еще он говорил, о чем спрашивал?
— Интересовался, не приходил ли ваш пропавший сослужитель с вопросами ко мне. Я также сказал ему «нет», и это правда. Покойный inspector договорился посетить меня — через моего управляющего, но так и не пришел; позже я узнал, что в тот день он и пропал.
— Я спрошу снова, — проговорил Курт настойчиво, — и на сей раз хочу услышать правду. Вы давали ключ от дома Юниусов inspector’у? Хорошо, вы сами с ним не виделись, но с ним говорил ваш управляющий; у него inspector ключа не просил? Незадолго до исчезновения он входил в жилище судьи, это видели свидетели.
— Нет, — коротко качнул головой Гайер. — Не просил, я не давал и, откровенно говоря, не представляю, что он мог захотеть там увидеть; полагаю, о том, что призрак дочери Юниуса — вымысел, майстер Хальс рассказал ему сразу.
— Дайте ключ мне, — потребовал Курт. — Я хочу осмотреть дом.
— Но… что вы надеетесь там отыскать, майстер инквизитор? Не думаю, что…
— Вам есть что скрывать? — оборвал он, и Гайер растерянно качнул головой:
— Господь с вами, что там можно скрыть?.. Разумеется, я дам вам ключ, просто не понимаю, что важного там можно увидеть.
«Возникла одна мыслишка»… «если я прав, в Бамберге все куда веселей, чем можно предположить»…
— О чем еще вы говорили? — повторил Курт настойчиво. — Вспомните. Обмолвка, незначительный вопрос, вопрос не по теме, что угодно. Направляясь к вам, Хальс сказал мне, что желает кое-что уточнить, после чего фактически пообещал раскрыть мне дело; стало быть, он ожидал услышать от вас нечто важное, для него ключевое. О чем вы говорили?
— Богом клянусь… — начал Гайер и запнулся, отчего-то покосившись на Нессель. — Ничего такого, что было бы связано с убийством вашего сослужителя, майстер инквизитор, мне не известно, ни в чем подобном я не замешан, и узнать от меня что-то, что поспособствовало бы раскрытию этого преступления, майстер Хальс не мог. Говорили мы несколько минут от силы, и все, о чем он меня спрашивал — я только что вам пересказал. Более мне добавить нечего…
— Дом Хальса, — произнес Курт с нажимом. — Он тоже принадлежит вам или был во владении покойного?
— Был выкуплен, — отозвался Гайер и осторожно уточнил: — А что?
— Скажите откровенно: у вас есть ключи от всех домов, которые когда-то принадлежали вам, вне зависимости от того, были ли эти жилища у вас куплены или взяты в аренду. Ведь так?
— С чего вы взяли, я…
— Опыт, — коротко пояснил Курт. — Так что же?
— Вас интересует ключ от дома майстера Хальса, — предположил владелец крепости уверенно и, помедлив, вздохнул: — Да, ключи у меня есть. От всех домов. Скажу вам сразу, майстер инквизитор, что никогда ими не пользовался; хотите верьте, хотите нет, и я даже самому себе не могу объяснить, для чего храню их.
— Власть, — передернул плечами он. — Контроль. Пусть и столь незначительный. Знание о том, что в любой момент можете ими воспользоваться… Да, мне нужен ключ от дома Хальса. И — ваше молчание об этой моей просьбе.
— В этом можете не сомневаться… Скажите, майстер инквизитор, — вдруг оборвав самого себя на полуслове, спросил Гайер, — а правда ли те слухи, что долетели сюда нынче из Бамберга? Я имею в виду… то, что случилось у ратуши, если оно и вправду случилось.
— Да, — подтвердил Курт, — и вправду случилось. Вас это беспокоит?
— Беспокоит? — переспросил Гайер с нервным смешком. — Когда в городе, где я живу и веду дела, мертвые ведьмы убивают людей десятками, меня это, разумеется, беспокоит, и еще как.
— Она не ведьма, — возразил Курт, кивнув Нессель; та поднялась. — И пока живые инквизиторы и ратманы убивали людей десятками, вас это отчего-то не беспокоило.
Хозяин крепости еще мгновение сидел неподвижно, а потом поднялся тоже — тяжело, с усилием, словно некто невидимый давил ему на плечи, прижимая к скамье.
— Не все так просто, майстер Гессе, — произнес он тихо. — За последние пару лет в этом городе многое изменилось. Я не знаю, правда ли все те, кого обвиняли в страшных преступлениях, будь то малефиция или мирское злодейство, были виновны. И это не мое дело — разбираться. Наживался ли я на их смерти? О да. Но отношения к ним не имел. Я вообще имею все меньше отношения к людям этого города. Вы спрашиваете, не беспокоило ли меня происходящее… Спросите лучше об этом самих горожан. Беспокоило ли это их? Почему они молчат? Даже если все казненные были виновны, когда и где было так, чтобы во всем городе не было слышно ни ропота, чтобы все, от мала до велика, с готовностью принимали подобные решения властей? Чтобы не было пусть не бунта, но хотя бы недовольного шепота по углам? Почему всего этого нет, нет даже намеков на подобное?
— И почему?
— Я не знаю, — качнул головой Гайер. — И откровенно говоря, знать не желаю. Я не верю в образ Божий в человеке, майстер инквизитор; не верю в то, что он способен вот так просто перевесить греховную людскую природу. Не верю в то, что более трех тысяч человек, целый город, внезапно, за пару лет, способны проникнуться идеей покаяния, благочестия и законопослушания. Я не знаю, что творится с людьми Бамберга; не с Официумом, не с ратом, с людьми. Поэтому — да, меня беспокоило то, что происходило здесь, и — нет, я не намеревался выяснять, что это. Это не мое дело. Вы хотите выяснить? Бог вам в помощь. А я пережду. И это пройдет [69] .
69
Согласно еврейской народной устной легенде, царь Шломо (Соломон) некогда потребовал от своих советников, чтобы они ответили на вопрос: какие слова могут веселых ввергнуть в печаль, а печальных заставят возвеселиться? Советники не знали ответа, но его нашел некий кузнец, принесший царю медное кольцо с надписью, которая гласила: «И это тоже пройдет».